ГЛАВНАЯ Визы Виза в Грецию Виза в Грецию для россиян в 2016 году: нужна ли, как сделать

Басня, новелла, трагедия. Теория басни Лессинга и Потебни

Лессинг Готхольд-Эфраим

Басни в прозе

Готхольд-Эфраим Лессинг

Басни в прозе

Я лежал у тихого ручья в глубочайшем одиночестве леса, где мне не раз удавалось подслушать речь животных, и старался надеть на одну из моих сказок то легкое поэтическое украшение, которое с такой охотой носит избалованная Лафонтеном басня. Я размышлял, выбирал, отбрасывал, мой лоб пылал - и все напрасно! На бумаге не появилось ни строчки. Разгневанный, я вскочил, и вдруг... сама муза басни предстала передо мной.

И она произнесла с улыбкой:

Ученик, к чему эти напрасные усилия? Правде нужно очарование басни, но к чему басне очарование гармонии? Ты хочешь самую пряность сделать более пряной? Оставим вымысел поэту, а это повествование пусть исходит от безыскусного историка, как смысл его исходит от философа.

Я хотел ответить, но муза исчезла. "Исчезла? - слышу я вопрос читателя, - ужель ты не мог придумать нечто более похожее на правду! Вложить эти поверхностные выводы - плод своего бессилия - в уста музы! - Да это ж самый низкопробный обман!.."

Превосходно, мой читатель! Муза мне не являлась. Я просто рассказал басню, а мораль к ней придумал ты сам. Я же не первый и не последний из тех, кто выдает свои фантазии за откровения божественного существа.

ОБЕЗЬЯНА И ЛИСИЦА

Назови-ка мне такого умника среди зверей, которому я не могла бы подражать! - хвалилась обезьяна лисице.

Лисица же возражала:

А ты попробуй назвать того недостойного зверя, которому придет в голову подражать тебе!

Писатели моей страны!.. Надо ли говорить еще яснее?

ВОЛК И ПАСТУХ

От повальной болезни у пастуха погибли все его овцы. Узнав об этом, волк явился выразить свое соболезнование.

Пастух, - молвил он, - правда ли, что тебя постигло такое ужасное несчастье? Ты лишился всех своих овец? Милых, кротких, жирных овец! Мне так жаль тебя, что я готов плакать горькими слезами.

Благодарю, господин Изегрим, - ответил пастух, - я вижу, что у тебя очень добрая душа.

Его душа, - сказал пастуху пес Гилакс, - всегда такова, когда он сам страдает от несчастья ближнего.

ВОИНСТВЕННЫЙ ВОЛК

Мой отец, да прославится навеки его имя, был настоящим героем! сказал волчонок лисице. - Какой ужас наводил он на всю округу! Он одержал одну за другой более двухсот побед над своими врагами, отправив их черные души в царство тления. Ничего нет удивительного, если его в конце концов одолел единственный враг.

Именно так выразился бы оратор на его похоронах, - сказала лисица, а сухой историк добавил бы:

"Те двести врагов, над которыми он одержал одну за другой победы, были овцы да ослы; а единственный враг, одолевший его, был первый бык, на которого он отважился напасть".

Сейчас я полечу! - воскликнул гигантский страус, и весь птичий народ собрался вокруг него, в самом деле надеясь посмотреть на такое диковинное зрелище. - Сейчас я полечу! - воскликнул он еще раз, распростер огромные крылья и понесся вперед, подобно кораблю с поднятыми парусами, не покидая земли ни на секунду.

Вот вам поэтическое изображение тех непоэтических умов, которые в первых строках своих длиннейших од щеголяют гордыми крылами, грозятся залететь выше облаков и звезд и все же остаются верны бренному праху земли!

ЭЗОП И ЕГО ОСЕЛ

Осел сказал Эзопу:

Когда ты опять произведешь на свет какую-нибудь побасенку про меня, дай мне там сказать что-либо благоразумное и глубокомысленное.

Ты - и глубокомыслие! - ответил Эзоп. - Как можно это сочетать? Разве тогда не скажут люди, что ты учитель морали, а я осел?

ВОЛК НА СМЕРТНОМ ОДРЕ

Волк лежал при последнем издыхании и обозревал испытующим взглядом прожитую им жизнь:

Конечно, я грешник, однако, надеюсь, не самый великий. Я делал много зла, но много и добра. Помню, как-то раз ко мне подошел отбившийся от стада ягненок, и так близко, что я легко мог задушить его, но я ему не сделал ничего дурного. В ту же пору я выслушал с удивительнейшим равнодушием насмешки и издевательства овцы, хотя поблизости и не было сторожевых собак.

И все это я могу подтвердить, - перебила его приятельница лиса, помогавшая ему приготовиться к смерти, - ибо я очень хорошо помню все обстоятельства того дела. Это было как раз тогда, когда ты так мучился, подавившись костью, которую тебе потом добросердечный журавль вытащил из глотки.

БЫК И ТЕЛЕНОК

Протискиваясь в низенькую дверцу конюшни, бык разнес рогами в мелкие щепы верхний косяк.

Видение

Я лежал у тихого ручья в глубочайшем одиночестве леса, где мне не раз удавалось подслушать речь животных, и старался надеть на одну из моих сказок то легкое поэтическое украшение, которое с такой охотой носит избалованная Лафонтеном басня. Я размышлял, выбирал, отбрасывал, мой лоб пылал - и все напрасно! На бумаге не появилось ни строчки. Разгневанный, я вскочил, и вдруг... сама муза басни предстала передо мной.

И она произнесла с улыбкой:
- Ученик, к чему эти напрасные усилия? Правде нужно очарование басни, но к чему басне очарование гармонии? Ты хочешь самую пряность сделать более пряной? Оставим вымысел поэту, а это повествование пусть исходит от безыскусного историка, как смысл его исходит от философа.

Я хотел ответить, но муза исчезла. "Исчезла? - слышу я вопрос читателя, - ужель ты не мог придумать нечто более похожее на правду! Вложить эти поверхностные выводы - плод своего бессилия - в уста музы! - Да это ж самый низкопробный обман!.."

Превосходно, мой читатель! Муза мне не являлась. Я просто рассказал басню, а мораль к ней придумал ты сам. Я же не первый и не последний из тех, кто выдает свои фантазии за откровения божественного существа.

Эта басня излагает в поэтической форме учение Лессинга о басне.

Обезьяна и лисица

Назови-ка мне такого умника среди зверей, которому я не могла бы подражать! - хвалилась обезьяна лисице.

Лисица же возражала:
- А ты попробуй назвать того недостойного зверя, которому придет в голову подражать тебе!

Писатели моей страны!.. Надо ли говорить еще яснее?

Волк и пастух

От повальной болезни у пастуха погибли все его овцы. Узнав об этом, волк явился выразить свое соболезнование.

Пастух, - молвил он, - правда ли, что тебя постигло такое ужасное несчастье? Ты лишился всех своих овец? Милых, кротких, жирных овец! Мне так жаль тебя, что я готов плакать горькими слезами.

Благодарю, господин Изегрим, - ответил пастух, - я вижу, что у тебя очень добрая душа.

Его душа, - сказал пастуху пес Гилакс, - всегда такова, когда он сам страдает от несчастья ближнего.

Воинственный волк

Мой отец, да прославится навеки его имя, был настоящим героем! - сказал волчонок лисице.
- Какой ужас наводил он на всю округу! Он одержал одну за другой более двухсот побед над своими врагами, отправив их черные души в царство тления. Ничего нет удивительного, если его в конце концов одолел единственный враг.

Именно так выразился бы оратор на его похоронах, - сказала лисица, а сухой историк добавил бы:

"Те двести врагов, над которыми он одержал одну за другой победы, были овцы да ослы; а единственный враг, одолевший его, был первый бык, на которого он отважился напасть".

Страус

Сейчас я полечу! - воскликнул гигантский страус, и весь птичий народ собрался вокруг него, в самом деле надеясь посмотреть на такое диковинное зрелище.
- Сейчас я полечу! - воскликнул он еще раз, распростер огромные крылья и понесся вперед, подобно кораблю с поднятыми парусами, не покидая земли ни на секунду.

Вот вам поэтическое изображение тех непоэтических умов, которые в первых строках своих длиннейших од щеголяют гордыми крылами, грозятся залететь выше облаков и звезд и все же остаются верны бренному праху земли!

Лессинг Готхольд-Эфраим

Басни в прозе

Готхольд-Эфраим Лессинг

Басни в прозе

Я лежал у тихого ручья в глубочайшем одиночестве леса, где мне не раз удавалось подслушать речь животных, и старался надеть на одну из моих сказок то легкое поэтическое украшение, которое с такой охотой носит избалованная Лафонтеном басня. Я размышлял, выбирал, отбрасывал, мой лоб пылал - и все напрасно! На бумаге не появилось ни строчки. Разгневанный, я вскочил, и вдруг... сама муза басни предстала передо мной.

И она произнесла с улыбкой:

Ученик, к чему эти напрасные усилия? Правде нужно очарование басни, но к чему басне очарование гармонии? Ты хочешь самую пряность сделать более пряной? Оставим вымысел поэту, а это повествование пусть исходит от безыскусного историка, как смысл его исходит от философа.

Я хотел ответить, но муза исчезла. "Исчезла? - слышу я вопрос читателя, - ужель ты не мог придумать нечто более похожее на правду! Вложить эти поверхностные выводы - плод своего бессилия - в уста музы! - Да это ж самый низкопробный обман!.."

Превосходно, мой читатель! Муза мне не являлась. Я просто рассказал басню, а мораль к ней придумал ты сам. Я же не первый и не последний из тех, кто выдает свои фантазии за откровения божественного существа.

ОБЕЗЬЯНА И ЛИСИЦА

Назови-ка мне такого умника среди зверей, которому я не могла бы подражать! - хвалилась обезьяна лисице.

Лисица же возражала:

А ты попробуй назвать того недостойного зверя, которому придет в голову подражать тебе!

Писатели моей страны!.. Надо ли говорить еще яснее?

ВОЛК И ПАСТУХ

От повальной болезни у пастуха погибли все его овцы. Узнав об этом, волк явился выразить свое соболезнование.

Пастух, - молвил он, - правда ли, что тебя постигло такое ужасное несчастье? Ты лишился всех своих овец? Милых, кротких, жирных овец! Мне так жаль тебя, что я готов плакать горькими слезами.

Благодарю, господин Изегрим, - ответил пастух, - я вижу, что у тебя очень добрая душа.

Его душа, - сказал пастуху пес Гилакс, - всегда такова, когда он сам страдает от несчастья ближнего.

ВОИНСТВЕННЫЙ ВОЛК

Мой отец, да прославится навеки его имя, был настоящим героем! сказал волчонок лисице. - Какой ужас наводил он на всю округу! Он одержал одну за другой более двухсот побед над своими врагами, отправив их черные души в царство тления. Ничего нет удивительного, если его в конце концов одолел единственный враг.

Именно так выразился бы оратор на его похоронах, - сказала лисица, а сухой историк добавил бы:

"Те двести врагов, над которыми он одержал одну за другой победы, были овцы да ослы; а единственный враг, одолевший его, был первый бык, на которого он отважился напасть".

Сейчас я полечу! - воскликнул гигантский страус, и весь птичий народ собрался вокруг него, в самом деле надеясь посмотреть на такое диковинное зрелище. - Сейчас я полечу! - воскликнул он еще раз, распростер огромные крылья и понесся вперед, подобно кораблю с поднятыми парусами, не покидая земли ни на секунду.

Вот вам поэтическое изображение тех непоэтических умов, которые в первых строках своих длиннейших од щеголяют гордыми крылами, грозятся залететь выше облаков и звезд и все же остаются верны бренному праху земли!

ЭЗОП И ЕГО ОСЕЛ

Осел сказал Эзопу:

Когда ты опять произведешь на свет какую-нибудь побасенку про меня, дай мне там сказать что-либо благоразумное и глубокомысленное.

Ты - и глубокомыслие! - ответил Эзоп. - Как можно это сочетать? Разве тогда не скажут люди, что ты учитель морали, а я осел?

ВОЛК НА СМЕРТНОМ ОДРЕ

Волк лежал при последнем издыхании и обозревал испытующим взглядом прожитую им жизнь:

Конечно, я грешник, однако, надеюсь, не самый великий. Я делал много зла, но много и добра. Помню, как-то раз ко мне подошел отбившийся от стада ягненок, и так близко, что я легко мог задушить его, но я ему не сделал ничего дурного. В ту же пору я выслушал с удивительнейшим равнодушием насмешки и издевательства овцы, хотя поблизости и не было сторожевых собак.

И все это я могу подтвердить, - перебила его приятельница лиса, помогавшая ему приготовиться к смерти, - ибо я очень хорошо помню все обстоятельства того дела. Это было как раз тогда, когда ты так мучился, подавившись костью, которую тебе потом добросердечный журавль вытащил из глотки.

БЫК И ТЕЛЕНОК

Протискиваясь в низенькую дверцу конюшни, бык разнес рогами в мелкие щепы верхний косяк.

Смотри-ка, пастух! - воскликнул теленок. - Уж я-то не нанесу тебе такого ущерба.

Как мне было бы приятно, - возразил тот, - если бы ты смог нанести мне его!

Речь теленка есть речь мелких философов. "Злой Бейль! Не одну праведную душу лишили покоя его дерзкие сомнения!" - Ах, господа! С какой охотой отказались бы мы от нашего покоя, если бы каждый из вас мог стать Бейлем.

ВОДЯНАЯ ЗМЕЯ

Зевс дал лягушкам нового царя: вместо безобидного чурбана - прожорливую водяную змею.

Если ты хочешь быть нашим царем, - кричали лягушки, - почему ты нас глотаешь? И змея отвечала:

Потому что вы просили меня в цари.

А я не просила тебя! - воскликнула одна из лягушек, которую змея уже пожирала глазами.

Вот как? - сказала змея. - Тем хуже! В таком случае придется проглотить тебя за то, что ты не просила меня в цари.

ЛИСИЦА И МАСКА

Много лет тому назад нашла лисица маску комедианта, пустую изнутри, с широко раскрытым ртом.

Вот так голова! - промолвила она, разглядывая ее. - Без мозга и с открытым ртом! Не была ли она головой болтуна?

Эта лисица знала вас, неумолчные ораторы, строгие судьи, готовые осудить нас за самые невинные проявления наших чувств.

ВОРОНА И ЛИСИЦА

Ворона несла в когтях кусок отравленного мяса, которое рассерженный садовник подбросил для кошек своего соседа.

И только она уселась на старый дуб, чтобы съесть свою добычу, как подкралась лисица и воскликнула, обращаясь к ней:

Слава тебе, о птица Юпитера!

За кого ты меня принимаешь? - спросила ворона.

За кого я тебя принимаю? - возразила лисица. - Разве не ты тот благородный орел, что каждый день спускается с руки Зевса на этот дуб и приносит мне, бедной, еду? Почему ты притворствуешь? Иль я не вижу в победоносных когтях твоих вымоленное мной подаяние, которое мне твой повелитель все еще посылает с тобою?

Ворона была удивлена и искренно обрадована тем, что ее сочли за орла. "Незачем выводить лисицу из этого заблуждения", - подумала она.

И, преисполненная глупого великодушия, она бросила лисе свою добычу и гордо полетела прочь.

Лиса смеясь подхватила мясо и с злорадством съела его. Но скоро ее радость обратилась в болезненное ощущение; яд начал действовать, и она издохла.

  1. Н. Вильмонт. Лессинг, как художник (вступительная статья), стр. 5-30
  2. ДРАМЫ
    1. Готхольд Эфраим Лессинг. Мисс Сара Сампсон (мещанская трагедия в пяти действиях, перевод Наталии Ман), стр. 33-104
    2. Готхольд Эфраим Лессинг. Филот (трагедия, перевод П. Мелковой), стр. 105-126
    3. Готхольд Эфраим Лессинг. Минна фон Барнхельм (пьеса, перевод Наталии Ман), стр. 127-208
    4. Готхольд Эфраим Лессинг. Эмилия Галотти (пьеса, перевод П. Мелковой), стр. 209-274
    5. Готхольд Эфраим Лессинг. Натан Мудрый (пьеса, перевод Н. Вильмонта), стр. 275-458
  3. Готхольд Эфраим Лессинг. Басни в прозе
    1. Видение (вступление, перевод А. Исаевой), стр. 461
    2. Хомяк и муравей (басня, перевод А. Исаевой), стр. 462
    3. Лев и заяц (басня, перевод А. Исаевой), стр. 462
    4. Осёл и охотничья лошадь (басня, перевод А. Исаевой), стр. 462
    5. Зевс и лошадь (басня, перевод А. Исаевой), стр. 462-463
    6. Обезьяна и лиса (басня, перевод А. Исаевой), стр. 463
    7. Соловей и павлин (басня, перевод А. Исаевой), стр. 463-464
    8. Волк и пастух (басня, перевод А. Исаевой), стр. 464
    9. Кузнечик и соловей (басня, перевод А. Исаевой), стр. 464
    10. Соловей и ястреб (басня, перевод А. Исаевой), стр. 464-465
    11. Воинственны волк (басня, перевод А. Исаевой), стр. 465
    12. Феникс (басня, перевод А. Исаевой), стр. 465
    13. Гусь (басня, перевод А. Исаевой), стр. 465-466
    14. Свинья и дуб (басня, перевод А. Исаевой), стр. 466
    15. Осы (басня, перевод А. Исаевой), стр. 466
    16. Воробьи (басня, перевод А. Исаевой), стр. 466
    17. Страус (басня, перевод А. Исаевой), стр. 467
    18. Воробей и страус (басня, перевод А. Исаевой), стр. 467
    19. Собаки (басня, перевод А. Исаевой), стр. 467
    20. Бык и олень (басня, перевод А. Исаевой), стр. 468
    21. Осёл и волк (басня, перевод А. Исаевой), стр. 468
    22. Эзоп и его осёл (басня, перевод А. Исаевой), стр. 468
    23. Бронзовая статуя (басня, перевод А. Исаевой), стр. 468
    24. Геркулес (басня, перевод А. Исаевой), стр. 469
    25. Мальчик и змея (басня, перевод А. Исаевой), стр. 469
    26. Волк на смертном одре (басня, перевод А. Исаевой), стр. 470
    27. Бык и телёнок (басня, перевод А. Исаевой), стр. 470
    28. Павлины и ворона (басня, перевод А. Исаевой), стр. 470-471
    29. Лев и его осёл (басня, перевод А. Исаевой), стр. 471
    30. Осёл при льве (басня, перевод А. Исаевой), стр. 471
    31. Ягнёнок под защитой (басня, перевод А. Исаевой), стр. 471
    32. Водяная змея (басня, перевод А. Исаевой), стр. 472
    33. Лиса и маска (басня, перевод А. Исаевой), стр. 472
    34. Ворон и лиса (басня, перевод А. Исаевой), стр. 472-473
    35. Скупец (басня, перевод А. Исаевой), стр. 473
    36. Ворон (басня, перевод А. Исаевой), стр. 473
    37. Зевс и овца (басня, перевод А. Исаевой), стр. 473-474
    38. Лиса и тигр (басня, перевод А. Исаевой), стр. 474
    39. Овца (басня, перевод А. Исаевой), стр. 474-475
    40. Козы (басня, перевод А. Исаевой), стр. 475
    41. Дикая яблоня (басня, перевод А. Исаевой), стр. 475
    42. Олень и лиса (басня, перевод А. Исаевой), стр. 475-476
    43. Терновый куст (басня, перевод А. Исаевой), стр. 476
    44. Фурии (басня, перевод А. Исаевой), стр. 476
    45. Тиресий (басня, перевод А. Исаевой), стр. 477
    46. Минерва (басня, перевод А. Исаевой), стр. 477
    47. Соловей и жаворонок (басня, перевод А. Исаевой), стр. 477
    48. Подарки фей (басня, перевод А. Исаевой), стр. 477-478
    49. Овца и ласточка (басня, перевод А. Исаевой), стр. 478
    50. Ворон и орёл (басня, перевод А. Исаевой), стр. 478
    51. Медведь и слон (басня, перевод А. Исаевой), стр. 478-479
    52. Страус (басня, перевод А. Исаевой), стр. 479
    53. Благодеяния (В двух баснях) (басня, перевод А. Исаевой), стр. 479
    54. История старого волка (В семи баснях) (басня, перевод А. Исаевой), стр. 479-482
    55. Мышь (басня, перевод А. Исаевой), стр. 482-483
    56. Ласточка (басня, перевод А. Исаевой), стр. 483
    57. Орёл (басня, перевод А. Исаевой), стр. 483
    58. Молодой и старый олень (басня, перевод А. Исаевой), стр. 483
    59. Павлин и петух (басня, перевод А. Исаевой), стр. 484
    60. Олень (басня, перевод А. Исаевой), стр. 484
    61. Орёл и лиса (басня, перевод А. Исаевой), стр. 484
    62. Пастух и соловей (басня, перевод А. Исаевой), стр. 484
  4. А. Подольский. Примечания, стр. 485-510

Сочинение

Особенно интересным был опыт Лессинга в области политической драматургии в «Самуэле Генци». Замысел пьесы относился к 1749 г.- времени революционного заговора в Швейцарии и казни Генци, вождя заговорщиков. Фрагменты трагедии публиковались в «Литературных письмах» (под номерами 22-23). И поскольку произведение не было закончено, трудно сказать, в каком направлении могла быть решена проблема финала, нравственной концепции героя.

События у Лессинга обрываются на сцене, рассказывающей о предательстве общего дела неким Дюкре, втершимся в доверие к заговорщикам. Во всяком случае из фрагментов трагедии явствует, что автора интересовали не только этические проблемы (конфликт между Генци, носителем идеалов гражданственности, и Дюкре, руководствующимся личными побуждениями), но и политическая доктрина революции - «право на убийство». Тираноборческая концепция этой бюргерской трагедии связана с выражением антифеодального протеста и объективно ставит вопрос о народоправии. Почему же Лессинг оставляет пьесу незавершенной? Не потому ли (как это будет и с замыслом «античной» трагедии «Виргиния»), что условия немецкой действительности той поры не позволяли надеяться на осуществление свободы.

Из замыслов на античные сюжеты (среди них «Освобожденный Рим», «Виргиния», «Клеонис», «Кодр» и др.) была завершена только одноактная трагедия «Филотас» (1759). Тем не менее планы «героических трагедий» весьма важны и в известной мере симптоматичны. «Филотас» - трагедия, в которой автор воссоздает образ юного героя, обрекающего себя на смерть во имя родины, была свидетельством нарастающего в сознании писателя недовольства существующим положением. В условиях раздробленной Германии писать о примерах гражданской доблести античного мира - значило призывать и немецкий народ к свершению подвига во имя единения и общего блага. Показательно, что к образу Филотаса Лессинг неоднократно будет возвращаться и позже в теоретических работах. Особый интерес представляет, в частности, сравнение стоицизма Филотаса с обликом Лаокоона.

О замыслах «Виргинии» свидетельствует авторская запись сюжета трагедии из истории нравов Древнего Рима. Из античного предания, известного по Титу Ливию, Лессинг почерпнул мотив, связанный с полным драматизма конфликтом между плебеем Люцием и патрицием Аппием Клавдием. Концепция пьесы должна была строиться на решительном осуждении безнравственного поступка патриция, обесчестившего Виргинию, дочь плебея, и на утверждении права социальных низов, на возмездие.

Трагедия должна была завершиться массовой сценой - восстанием и свержением власти патрициата. Все это свидетельствовало о глубоком интересе писателя к идее мести за поруганную честь. Но, возвращаясь к этой проблеме в «Эмилии Галотти», Лессинг даст ее новое решение.

Несколько иной характер носили замыслы трагедии о приключениях доктора Фауста. Постижение истины в сфере искусства, как сообщалось в «Литературных письмах» (письмо 17-е), Лессингу представлялось на путях отказа от нормативной эстетики классицизма и освоении традиций античной и шекспировской драматургии. Этим задачам, по-видимому, и должен был отвечать его «Фауст». До нас дошли лишь небольшие фрагменты пьесы Лессинга (план пролога к I д., третье явление II д.; долгое время считали, что рукопись законченной трагедии была утеряна), свидетельствующие о драматизме сюжета и о серьезных трудностях, вставших перед драматургом. Писателю было нелегко «примирить» традиционный сюжет с различного рода «чертовщиной», с задачами «модернизации» в духе бюргерской драмы, осуждающей с позиций просветительского рационализма безнравственные поступки злодеев (Мефистофель) и утверждающей, силу разума и знания (Фауст).

Более оригинальной и по замыслу и по исполнению была трагедия Лессинга «Мисс Сара Сампсон» (1755), созданная еще до начала Семилетней войны.

Действие трагедии происходит в Англии. Тема ее не нова для литературы нового времени. Героиня, кроткая девушка из буржуазной семьи, была соблазнена повесой и мотом Мелефонтом. Действие пьесы не богато событиями, если не считать эпизодов, связанных с бегством Сары с ее возлюбленным. Здесь Лессинг практически следует теории осложненной интриги. На пути беглецов возникает немало непредвиденных обстоятельств. Мелефонт не получает вовремя денег (он рассчитывал получить наследство от умершего родственника), чтобы бежать во Францию, затем их настигают бывшая любовница Мелефонта леди Марвуд- «демоническая женщина», и отец Сары.

Именно в этот момент коллизия достигает наивысшего напряжения.

Спад ее начинается тогда, когда сэр Сампсон (носитель принципов добродетели) прощает дочь и дает согласие на брак, но Марвуд осуществляет свой план мести до конца - она отравляет Сару. Убивает себя и Мелефонт, сознающий свою вину в отношении возлюбленной.

Пьеса, несмотря на типично мещанский характер ее основных мотивов, была выдержана еще в классицистском стиле. Герои ее - носители какой-либо одной черты (наиболее ясно это выражено в характере основной героини - это ее стоицизм, жертвенность).

Наличие сентиментальных моментов в пьесе было обусловлено тем, что в ней, по словам Дидро, Лессинг уже «обратился к природе».

Немалое значение имел и опыт Лессинга в басенном жанре. Басни он неоднократно печатал в различных журналах, в частности в «Литературных письмах». В 1759 г. был издан отдельный том «Басен» с приложением трактата о басне, в котором обобщается и собственный опыт писателя в этом жанре. Выбор жанра был определен возможностями реалистической сатиры, характером обобщения явлений современной действительности.

Басни были разделены на циклы.

В большей части их широко используется животный эпос («Хомяк и Муравей», «Лев и заяц», «Осел и охотничья лошадь», «Соловей и павлин» и др.), в них автор смело сталкивает различные принципы морали, противоположные линии поведения. Одни животные не любят сами трудиться, живут за чужой счет, другие, наоборот, трудолюбивы. Одни из них добры, самоотверженны, смелы, сильны, другие - трусливы, завистливы, лицемерны и жестоки. Одни герои (соловей в басне «Соловей и павлин») являют собой пример подлинного служения искусству, иные (подобно павлину) лишь распускают свои красивые перья и никак не могут стать настоящими мастерами, носителями прекрасного.

Басенные аллегории Лессинга не только обращали внимание на традиционные пороки - глупость, тщеславие, самодурство, жадность, невежество, но и довольно ясно порицали социальные явления - феодальную монархию, бюрократизм, филистерство («Водяная змея», «Подарок фей», «Спор зверей о чинах» и др.).

В трактате о басне Лессинг дал теоретическое обоснование принципов реализма на основании исторического изучения этого жанра. Особенности басни он видел в прямолинейности ее тенденции, рационалистической дидактике, использовании средств сатиры. По его мысли, басня оказала огромное влияние на стиль выдающихся писателей эпохи Просвещения, в частности на датского драматурга Хольберга.

Наиболее полно и последовательно теоретическая мысль Лессинга развернулась в его двух основных книгах - «Лаокоон» и «Гамбургская драматургия».

«Лаокоон» представляет собой первое крупное исследование Лессинга, составившее эпоху в истории эстетической мысли своей поры. Здесь Лессинг не только обобщает огромный опыт искусств разных времен, но и определяет пути, по которым должно идти современное искусство, дает принципиальную критику реакционных тенденций в эстетике. Именно в «Лаокооне» в полной мере сказалась борьба Лессинга за осуществление «естественных прав человека», за свободу личности и выражения чувств. В общественных устремлениях автор «Лаокоона» близок французским просветителям (прежде всего к Дидро), а в вопросах собственно эстетических идет порой дальше них.

Одним из центральных положений эстетики Винкельмана была идея о том, что путь к настоящей природе лежит через, изучение греков. Это положение неоднократно вызывало критику со стороны многих писателей и теоретиков искусства, .среди которых были Лессинг и Дидро. Лессинг в «Лаокооне» говорит о греках, которые выражали отношение к своей действительности, и тем самым, естественно, выступает против абстрактного представления об идеальном мире и искусстве вообще. Дидро вслед за выходом «Истории искусства древности» в своих «Салонах» (1765) Винкельмана называет Дон Кихотом, говорит об опасности отрыва от действительности, подмены действительности абстрактным идеалом, если всецело следовать его теории искусства.

Как видно, Лессинг и Дидро делали существенные поправки к суждениям Винкельмана, дополняя его учением о реализме, о синтезе и обобщении. Уже в предисловии к «Лаокоону» Лессинг говорит о трех возможностях оценки произведений живописи в поэзии в плане сравнительном. Первая возможность - это определение видимого как действительного, т. е. тот подход к произведению искусства, который можно называть любительским. Вторая - это выяснение внутренних причин удовольствия, доставляемого красотой, вывод общих правил в отношении идей и форм. Такой подход. к оценке произведений искусства типичен для философа. Третья возможность - это размышление о применении общих правил в живописи и поэзии. Этот способ суждения по проблемам соотношения эстетического и художественного характерен для критика.Дав такое разделение, Лессинг далее говорит об отношении к искусству древних и новых поэтов и художников. Преимущество древних, по мысли Лессинга, состояло в сохранении меры в искусстве. Меры - не в смысле бюргерской концепции «золотой середины», а в том, что подлинный художник осуществляет свой замысел в соответствии с возможностями природы и законами искусства. Он дает возможность зрителю или читателю поразмыслить над произведением, восполнить картину собственной фантазией. Лессинг приводит в пример скульптуру Тимомаха, трактовавшего образ Медеи. Художник изобразил детоубийцу не в момент или сразу после совершения злодеяния, а за несколько секунд до него. Это дало ему возможность в самом облике Медеи передать борьбу чувств - матери и мстительницы.

Для доказательства справедливости своих суждений в сфере эстетики Лессинг приводит высказывания древних, в частности художника Симонида, которого называет греческим Вольтером, и современных теоретиков искусства. Он соглашается с мыслью Симонида о том, что «живопись - это немая поэзия, а поэзия - говорящая живопись». Для Лессинга литература - искусство времени, своей эпохи. Предмет изображения Лессинг четко разграничивает в искусстве «пространственном» («тела» в живописи и скульптуре) и в поэзии (где «действия» развиваются во времени), отчего последняя значительно расширяет сферу изображения, передает богаче жизненную правду и динамику событий.